А она купила телескоп. И как-то раз, ясным январским утром две тысячи сорок второго года с помощью Майры и Линды втащила этот телескоп на крышу многоквартирного дома, в котором жила. Солнце еще не высоко поднялось над горизонтом на востоке. С крыши дома в Челси открывался превосходный вид. Опоры купола сверкали, как солнечные лучи, а свисавшие с подоконников и балконов и разложенные на крышах полотнища смарт-скина были похожи на огромные цветы.

Телескоп был рефракторного типа, с десятисантиметровым объективом, подержанный и потому дешевый — здоровенная штуковина выпуска двадцатилетней давности. Но все же его способностей хватало на определение собственного положения и высоты, с помощью справки в системе GPS. После этого, если ты говорил телескопу, на что именно желаешь посмотреть, он жужжал, урчал, наводился на нужную точку и тут же приступал к трекингу, делая поправки на вращение Земли. Увидев пользовательский интерфейс телескопа, Линда расхохоталась, поскольку — о, ужас! — дисплей демонстрировал главное меню. Но при всем том работал телескоп вполне прилично.

В центре Лондона, где с каждым днем обшивка купола закрывала все большую часть неба, телескопами пользовались редко — ну разве только для того, чтобы поглазеть на бригады рабочих, днем и ночью перемещавшихся по арматуре купола изнутри. Но Бисеза хотела посмотреть на Солнце.

Когда она сообщила телескопу, на что она хочет посмотреть, хлопотливый интерфейс тут же принялся выдавать ей страшные предупреждения насчет безопасности. Но обо всех возможных опасностях Бисеза знала. Нельзя смотреть на Солнце через телескоп прямо, потому что можно сжечь глаза. Изображение можно спроецировать. Поэтому Бисеза вынесла на крышу складной стул и поставила за окуляром телескопа большой лист белого ватмана. Точно сфокусировать прибор и правильно расположить лист оказалось не так просто, но наконец посередине замысловатой тени телескопа появился молочно-белый диск.

Бисезу поразила четкость изображения и его размер — около тридцати сантиметров в поперечнике. Ближе к краю диска яркость немного падала, и создавалось полное впечатление, что смотришь на шар, на трехмерный объект. Вдоль широтных линий Солнца расположились группы пятен, похожие на пылинки на поверхности до блеска вычищенной металлической миски. Сердце замирало при мысли о том, что каждое из этих крошечных пятнышек размером больше Земли, что их температура — несколько тысяч градусов, а темными они выглядят только потому, что чуть холоднее остальной поверхности Солнца.

Но телескоп Бисеза купила и установила не для того, чтобы смотреть на пятна.

Лик светила пересекала линия — водянисто-серая полоса, тянувшаяся с северо-востока на юго-запад. Это, конечно, был щит. Подвешенный в точке L1, пока он был повернут к Солнцу почти перпендикулярно, но все же уже отбрасывал тень на Землю.

Бисеза обняла Майру.

— Видишь? Вон он. Он настоящий, он есть. Теперь веришь?

Майра не спускала глаз с теневой линии. Ей исполнилось тринадцать лет, и для своего возраста она была немного излишне тихой. Бисеза задумала этот астрономический сеанс ради того, чтобы успокоить Майру. Не только она не верила в реальность грандиозного космического проекта.

Но такой реакции от дочери Бисеза не ожидала. Девочка, похоже, испугалась. Это был объект, созданный руками людей, находящийся от Земли в четыре раза дальше, чем Луна, и все же с Земли его было видно. Озаренный жидким светом лондонского утра космический пейзаж поражал воображение, вызывал трепет и… унижал.

«Вот откуда у древних греков взялось слово „высокомерие“», — подумала Бисеза.

31

Перспективы

Заниматься любовью в невесомости было намного сложнее, чем на Луне, при невысокой силе притяжения.

Как узнала Шиобэн, тут не помогали и десятки лет накопленного опыта. Во времена полетов на околоземной орбите возникла традиция, названная «Клубом дельфинов». Это название объяснялось тем, что в аналогичных условиях, плавая в океане, влюбленной паре дельфинов порой помогает третий… Шиобэн была королевским астрономом и ни с чем подобным мириться не собиралась.

Поэтому Бад соорудил приспособления, помогавшие им сохранить неприкосновенность личной жизни. Со всеми этими обшлагами, канатами и ремнями его каюта теперь походила на камеру пыток, однако за счет того, что здесь было за что ухватиться и от чего отталкиваться, весь арсенал очень недурственно помогал древнему искусству. Но придумал эту конструкцию Бад явно не один. У него однозначно были помощники. Шиобэн уговорила его снять со стены табличку, гласившую:

ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВЛЕНО

ИНЖЕНЕРНО-КОСМИЧЕСКИМИ

ВОЙСКАМИ США.

НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!

Как бы то ни было, секс доставлял им обоим такое же глубокое наслаждение, как обычно. Шиобэн была взрослой женщиной и могла себе признаться в том, что утешение ей нужно не меньше страсти.

А потом они лежали под толстым одеялом. Ощущая рядом теплое, крепкое тело Бада, Шиобэн возвращалась мыслями к тому, зачем она здесь находится.

Эта каюта когда-то служила кладовой; до сих пор на стенках можно было найти отметины, где крепились полки и шкафы. За несколько лет на «Авроре» успели произвести суровые переделки, и теперь корабль представлял собой всего лишь корпус, содержавший системы жизнеобеспечения, центры связи и оборудованные на скорую руку жилые помещения. Но Шиобэн знала о том, что для Бада этот старый, потрепанный корабль — его дом, и что он будет скучать по «Авроре» даже после окончания строительства щита.

Если бы ей пришлось заставить его вернуться на Землю до окончания строительства, у него бы разорвалось сердце. Но именно так мог закончиться этот ее визит, и они оба это знали.

Наконец Бад сказал:

— Знаешь, в такие моменты ужасно хочется закурить.

— В глубине души ты хулиган-старшеклассник, да?

— Попала в точку. — Он уставился в потолок. — Но этот визит для тебя не развлечение, а дело, так ведь?

— Прости.

Он пожал плечами.

— Не надо извиняться. Но послушай… насколько известно всем остальным, ты прибыла для того, чтобы присутствовать при включении искусственного интеллекта. Насчет всего прочего знает только мой личный секретарь.

Чуть раздраженно Шиобэн проговорила:

— Я здесь не для того, чтобы нанести удар по боевому духу, Бад. От меня требуется поддержка проекта, а не его ослабление. Это главное. Но…

— Но это дело с аудитом нужно сделать. — Он взял ее за руку. — Знаю. И верю, что у тебя все получится хорошо.

У Шиобэн сердце сжалось от чувства вины.

— Бад, и у тебя, и у меня — свои обязанности. И мы не можем позволить, чтобы что-то помешало нам их исполнять.

— Понимаю. Но теперь — еще немного радостей перед исполнением обязанностей. — Он сел. — До запуска ИИ еще двенадцать часов. Предлагаю небольшую экскурсию.

Они приняли душ, оделись и выпили кофе. Потом Бад отвел Шиобэн на небольшой летательный аппарат, который здесь называли «Выпь»*. [20]

Единственный инспекционный модуль на строительстве щита, имевший герметичную кабину, представлял собой всего-навсего платформу с прикрепленными к ней шарообразными баками с топливом и окислителем, а также небольшой комплекс гидразиновых ракетных двигателей. На самом деле это были высотные дюзы, снятые со списанного космоплана. Сверху на платформе находился купол из сверхпрочного пластика и алюминия, под которым могли стоять рядом два человека. Вот и все — за исключением простейшей системы управления в виде торчащей из пола регулировочной ручки и системы жизнеобеспечения, благодаря которой, в случае чего, можно было продержаться шесть часов.

Инженеры, работавшие на сборке щита, пользовались версиями этой конструкции, но их летательные средства представляли собой только платформы с двигателями: зачем герметичная кабина, если у тебя есть отличный скафандр? Поэтому можно было наблюдать за тем, как инженеры носятся над поверхностью щита на своих дощечках с моторами, как на скутерах. И только эта платформа с кабиной была отведена для больших шишек вроде Шиобэн, у которых не было времени или желания обучаться пользованию скафандром.

вернуться

20

Нужно было как-то обыграть прижившееся в русском языке сокращение «ВИП», перенесенное из английского без перевода: «VIP» — «очень важная персона». В оригинале ироничное название летательного аппарата выглядит так: «V-Eye-P» — вместо буквы «I» употреблено омофоничное слово «eye», в данном случае означающее «осматривать».