— Насколько я понимаю, вы — первый королевский астроном, решивший посетить Луну? — спросил он.
— Знаете, по-моему, никто из моих предшественников никогда вообще не покидал Землю.
— Флемстид гордился бы вами.
— Надеюсь.
Она сделала глоток и не смогла удержаться от гримасы неудовольствия. Михаил улыбнулся.
— Простите за качество кофе на базе «Клавиус». И за тот прием, какой вам здесь оказали. Мы, лунные жители, народ странный. Маленькая община.
— Я, собственно, и ожидала определенной отчужденности.
— Дело не только в этом, — покачал головой Михаил. — Мы привыкли надеяться только на себя — мы вынуждены так себя вести. Отсюда и проистекает некоторое равнодушие к посторонним, а порой даже неприязнь. Безусловно, это совещание затеяно из-за Юджина. А Юджин…
— Человек особенный?
— Вроде того. Характер у него явно непростой. А выбор специальности совсем не способствует общительности. Для последнего поколения специалистов в области физики Солнца нейтрино долгое время были обескураживающе непонятны.
— Да-да. Нейтринные аномалии.
В то время, когда ученые впервые уделили пристальное внимание нейтрино, их поток от ядра Солнца оказался значительно более слабым, нежели его предсказывали тогдашние модели физики элементарных частиц. Оказалось, что физика ошибалась: считалось, что нейтрино не имеют массы, но они ее имели, и когда эту поправку внесли в теоретические модели, вопрос об аномалии был снят.
— Вы знаете, как это бывает в науке, — невесело проговорил Михаил, — приходит мода на какое-то направление, потом она уходит. Вот моя область исследований — вся эта запутанная солнечная погода с ее плазменными бурями и замороченными магнитными полями — никогда не была популярной. Но после истории с аномалией исследования солнечных нейтрино определенно перестали кого-то безумно волновать. А потом Юджин вызвал у всех раздражение — взял да и обнаружил новую нейтринную аномалию, именно тогда, когда все уже вздохнули спокойно и сочли, что все выяснено и решено раз и навсегда.
— Допустим. Но, насколько я понимаю, несмотря на свою ершистость, он здесь человек достаточно популярный.
Михаил вытянул губы.
— «Популярный» — не совсем верное слово. Но всем теперь известно, что именно работы Юджина помогли заранее предсказать катастрофу девятого июня. Конечно, никто не поверил ни единому его слову до тех пор, пока все не случилось. Он добрался ко мне, на Южный полюс, чтобы я смог поднять тревогу. Предупреждение Юджина помогло спасти не одну жизнь. Из-за этого он стал здесь вроде народного героя. Поэтому когда появляется кто-то чужой, вроде вас, и не важно, насколько он высококвалифицированный или высокопоставленный специалист…
— Понимаю. — Шиобэн пристально посмотрела на Михаила и осторожно проговорила: — Если честно, то просто трудно поверить, что такой могучий разум, как у Юджина, может прятаться за таким красивым лицом.
Михаил бросил на Юджина взгляд, полный неприкрытого обожания.
— А мне кажется, что его лицо и его тело — это его проклятие. Все сразу думают: такой красавчик — наверняка всего-навсего выскочка и выпендрежник, не более того. Никто не принимает его всерьез. Даже меня его внешность…
— Отвлекает? — Шиобэн улыбнулась. — Добро пожаловать в клуб, Михаил.
Михаил взволнованно проговорил:
— Но гораздо важнее то, что происходит в этой красивой голове.
Бад объявил о возобновлении совещания.
13
Нейтрино
Когда слово взял Юджин Мэнглс, все устремили на него любопытные взгляды.
«У него выговор жителя небольшого американского городка, — подумала Шиобэн, — и вдобавок он говорит, как будто ему не двадцать пять — двадцать шесть, а лет семнадцать».
К тому же внешность Мэнглса плохо сочеталась с тем, о чем он должен был рассказать.
Об аномалиях, обнаруженных им в солнечном ядре, Мэнглс повествовал, мягко говоря, бегло.
На самом деле о нейтрино Шиобэн знала довольно много. Существует три известных способа образования нейтрино: при термоядерных процессах, протекающих в недрах звезд, подобных Солнцу, при попеременном включении и выключении ядерного реактора, а также при Большом взрыве, породившем Вселенную, глобальные последствия которого являлись предметом той науки, которой посвятила себя Шиобэн. Материя для нейтрино прозрачна. Поэтому они дают в руки ученых уникальный способ изучения внутренней структуры Солнца, включая и термоядерное ядро, откуда даже свет пробивается наружу с трудом.
Это было ясно. Но все то время, пока Юджин демонстрировал уравнения, заполнявшие целиком весь экран, многомерные графики, при этом тараторя все быстрее, Шиобэн гадала, как он ухитрился защитить докторскую диссертацию перед аудиторией.
В конце концов она прервала его.
— Юджин! Одну минуту! Боюсь, мы за вами не поспеваем.
Он бросил на нее взгляд, полный недовольства и нетерпения. Но ей непременно нужно было прояснить для себя и других главное.
— Вы демонстрируете нам результаты ваших измерений потоков нейтрино.
— Да, да. Трех потоков нейтрино, которые связаны между собой…
Шиобэн снова прервала его:
— Вы видите осцилляции в потоке нейтрино.
— Да.
— А это, в свою очередь, — настойчиво продолжала она, — отражает осцилляции в термоядерном процессе, протекающем в ядре.
— Совершенно верно, — чуть насмешливо произнес Юджин. — Поток нейтрино служит отражением локальных изменений температуры и давления в ядре. А это, в свою очередь, мне удалось смоделировать в виде динамических осцилляций ядра в целом. — Он снова продемонстрировал уйму математических выкладок, в которых Шиобэн признала нелинейные волновые уравнения. — Как видите…
— Юджин, — мягко проговорил Михаил, — нет ли у вас какого-нибудь графического изображения этих выкладок?
Юджина его вопрос удивил.
— Безусловно есть.
Он прикоснулся к софт-скрину, и на нем появилось изображение шара. Шар был покрыт чем-то вроде решетки, напоминавшей линии широты и долготы. Решетка ритмично пульсировала и угасала. Бад Тук присвистнул.
— И вот это — ядро Солнца? Нашего Солнца? Да эта дрянь звонит, как колокол!
Роуз Дели сложила руки на груди и скорчила гримасу.
— Вы уж простите простого геолога за здоровый скепсис, но ядро звезды — это жутко массивная штуковина. С чего бы это ей вдруг колебаться?
Гневный взгляд Юджина обратился к ней.
— Но это элементарно.
«Элементарно». Это словечко в академической среде звучало убийственно унизительно. Глаза Роуз метали молнии.
Шиобэн поспешила вмешаться.
— Давайте по порядку, Юджин.
— Все началось с работ Каулинга в тридцатых годах двадцатого века. Каулинг показал, что скорость выработки ядерной энергии в ядре пропорциональна температуре в четвертой степени. Поэтому условия в ядре Солнца необычайно чувствительны к температурным изменениям…
«Он прав, — с тяжелым сердцем подумала Шиобэн. — Этот „фактор четвертой степени“ приводит к тому, что даже мельчайшие изменения усиливаются».
Несмотря на свою чудовищную массивность, ядро совершенно не обязано было сохранять стабильность, и любая небольшая пертурбация могла серьезно его повредить.
Бад Тук поднял руку.
— Я не понимаю, Юджин. И что? Ведь даже если ядро взорвется, пройдет чертова уйма лет, пока взрывная волна доберется до поверхности.
Роуз Дели кисло усмехнулась.
— Только не это. Насколько я понимаю, с лучистым слоем тоже не все в порядке?
Она оказалась права, что и продемонстрировал Юджин следующим слайдом. На колоссальном резервуаре медленно распространяющейся энергии красовалось нечто вроде стреляной раны, какую могла бы проделать пуля в живой плоти.
«Следовательно, — с тревогой поняла Шиобэн, — защита ядра протяженностью в миллион лет теперь не сработает. Любая энергия, высвободившаяся из ядра, помчится прямым ходом к поверхности».
Юджин озадаченно посмотрел на Роуз.
— Как вы узнали о разрыве?